Удар «Молнии» - Страница 78

— Бизнес?

— А что делать?.. Семьи кормить надо.

— Почему машина без бортового номера и опознавательных знаков? — спросил дед Мазай. Командир невесело улыбнулся:

— Дело-то воровское… Да и машина давно списана, едва дышит. Подшаманили немного, вот и летаем по ночам.

— Что же вчера не насмелились приземлиться?

— Вчера не мы были, другой экипаж, — сообщил он. — Прилетели с выпученными глазами: какие-то люди, говорят, у локаторщиков. По радио запрашивают…

— Значит, вы решили рискнуть?

— Мы точно знали, здесь никого и быть не может. А здесь…

— Да, брат, влетели вы! — пожалел генерал. — За нарушение Правил выстригут все талоны из летных книжек, спишут на землю. Снимут с должности командира эскадрильи, все без зарплаты останетесь. Да и возбудят уголовное дело!

Сначала показалось, что он ослышался, а взглянув на вертолетчика — глазам не поверил: здоровый тридцатипятилетний мужик плакал, сдавливая, скрывая рвущиеся из горла всхлипы и стон. Командир не хотел показывать слезы, гнул голову, изображал, что откашливается, но сжавшаяся, плачущая душа выдавала суровое мужское горе.

Генерал тоже как будто не заметил этих слез, не подал виду.

— Ну кончится керосин, что дальше-то? Тоже мне, бизнесмены, воры в законе… Сидите здесь и ждите. Решим, что с вами делать.

После допроса всех гостей выяснилось, что говорят они примерно одно и то же, ко всему прочему, авиатехники с готовностью показали замаскированную трубчатую стойку, через которую откачивали авиационный керосин из подземной цистерны. В вертолете же было установлено три двухтонных бака, на полу лежал насос и бухта топливного шланга — неоспоримые доказательства, что эта воровская команда промышляла себе на хлеб насущный и тянула все, что брошено или плохо лежит. Борттехник признался, что зарплату за прошлый месяц вертолетчики компенсировали за счет того, что нашли в тайге оставленную буровую установку, демонтировали и перевезли на подвеске четыре дизеля и восемьсот метров буровых труб. А еще раньше обнаружили настоящий клад — почти два километра толстого медного кабеля, который изрубили на куски, за несколько рейсов перетащили в Мурманск и продали на какое-то латвийское судно. Добра по лесам и сопкам было оставлено так много, что, если бы зарплату перестали выплачивать вообще, можно было протянуть года два-три.

Прежняя богатейшая страна жила, как и положено, с размахом, на широкую ногу, и тем самым как бы создавала запас прочности на медленный переход к нищете.

Воздушных помоечников можно было отпускать без оглядки и их законную добычу — керосин отдавать без тени сомнения. Правда, они присмотрели в военном городке еще и электрокотлы из столовой, дизель-электростанцию и медные кабели, лежащие где-то в земле, но это уж было бы слишком. Вертолетчики молча и деловито закачали в баки горючее, оставили на земле авиатехников, чтобы не возить лишний груз, рассчитывая за ночь сделать еще один рейс, и с трудом подняли перегруженную, трясущуюся машину. Офицеры «Молнии», каждый из которых проходил летную подготовку и кое в чем разбирался, смотрели на это с восторженным ужасом: половина контрольных приборов на вертолете не работала, степень вибрации была такой, что давно уже расшатались заклепки, замки капотов, и вся обшивка машины тряслась под струёй воздуха, как осиновые листья.

— Ничего, еще полетает, — успокаивали хладнокровные техники, глядя вслед. — Это когда там сидишь — страшновато. А с земли смотришь — хорошая машина. Которая может скоро упасть, с земли сразу видно. А эту еще не видно. Не скоро упадет.

К утру отчаянные вертолетчики и в самом деле успели сделать еще один рейс, поклялись держать язык за зубами — а они умели держать — и благополучно улетели. По условиям конспирации, каждого, кто оказывался вблизи от засекреченного объекта, следовало задерживать и передавать в руки местной военной контрразведки, находящейся в Мурманске. А та, установив, кто лично курирует спецподразделение на брошенной радиолокационной станции, обязательно перестраховалась бы и отправила задержанных далее по команде.

Этих мужиков мытарили бы и таскали месяца два…

Утром же, незадолго до сеанса радиосвязи, вдруг снова пропал выход на космический спутник, а дублирующую систему связи глушили самым нахальным образом на всех частотах. Делать это могли лишь с мощных корабельных установок Северного флота, предназначенных глушить радиосвязь противника. А по утрам штаб «Молнии» получал кодированную развединформацию, принятую в Москве от «тройки» Отрубина. Во время планирования операции она была на вес золота, ценился каждый факт, каждая деталь — все, вплоть до личных впечатлений разведчиков. Чтобы осмыслить, сопоставить и проанализировать информацию, принятую за один сеанс, требовалось не меньше двух дней.

Вывод был прост и банален: кто-то умышленно вредил, сбивал темп работы, оттягивал время, чтобы потом обвинить в несостоятельности командира «Молнии» как планировщика операции и всю ФСК. Кто-то заставлял нервничать, вынуждал совершать опрометчивые, непродуманные действия, и если со спецслужбами противника можно было бороться, то здесь становилось невозможно определить, где противник и кто он конкретно. На любую жалобу последует десяток правдивых ответов, найдется сотня объективных причин, почему вовремя не состоялся сеанс радиосвязи — не было прохождения, неполадки на космическом спутнике, какой-то матросик случайно врубил глушилку…

В этот день «Молнию» мариновали без связи полтора часа, и этого уже было достаточно, чтобы сорвать ритм работы и чтобы окончательно убедиться, что дальнейшие пакости будут настойчивее и грязнее, а подлость своих ранит тяжелее, чем пуля противника. Почерк этой подлости был уже знаком: подобные шутки с радиосвязью проделывали в Доме Советов, когда была достигнута договоренность о прекращении огня и спецподразделения ФСК вошли в здание.